— А с ними-то что не так? — возмутилась великая княгиня. — Их род еще не угас.

— Наследница Строгановых — непробиваемо тупая девица! — раздраженно бросила Шереметева. — Уж простите мою резкость в адрес аристократки, но от нее не удалось ничего добиться. Полжизни провела во Франции, в империи бывает наездами, ничем не интересуется, и наследие семьи ее волнует исключительно в форме ассигнаций и земель…

Я смотрел на лица людей, живших за два с половиной века до меня.

Наверняка «следов» этого тайного общества должно быть больше. Но время было неудачное. Елизавета и так пыталась подстраховаться. Она не доверяла бумаге и решила увековечить важные знания в произведениях искусства — так было больше шансов их сохранить. Что-то отдала на хранение соратникам, что-то разместила в своих дворцах.

Но и дворцы не вечны. Зимний горел четыре раза, а в позапрошлом веке едва ли не сгорел дотла. Картины могли продать с молотка разорившиеся потомки. Наверняка были и записи — но где они теперь и как их найти?

Особенно с учетом того, что гремела эпоха дворцовых переворотов. Далеко не все приближенные Елизаветы остались на плаву при Петре Третьем и Екатерине Второй. Разумовские сгинули, Воронцовы едва не разорились и распродали имущество — только при Александре Первом смогли вернуть влияние. Строгановы прервались в основной ветви, а сейчас угасали окончательно… Кабы не любопытство Шереметевой, сейчас у нас не было бы и этого.

— А что Шуваловы? — матушка принялась бродить по комнате, вспоминая историю их рода. — У них резиденция на севере столицы, у Парголово. Но ее построили уже в позапрошлом веке. Где они жили до этого?

Что забавно, Шереметева явно испытывала к моей матушке куда меньше антипатии, чем к отцу, и охотно вела с ней беседу.

— Очень уместный вопрос, ваша светлость. Боде, достаньте карту елизаветинского Петербурга!

Адъютант вытащил со стеллажа один из рулонов и развернул его на столе.

— В годы правления Елизаветы Петровны город был совсем небольшим. Мы отметили сохранившиеся здания. Я тоже начала размышлять, что в первую очередь стоит искать артефакты в домах, которые были или являются резиденциями членов этого тайного клуба. Вот Строгановский дворец, вот Воронцовский, это наш Фонтанный дом… А вот особняк Шувалова.

Она поставила палец на точку на набережной Мойки.

— Это же Юсуповский дворец! — смутился Андрей.

— Да, Романов, — хмуро сказала глава Спецкорпуса. — После смерти Елизаветы Петровны этот дворец сначала выкупила казна, а затем его жаловали угодным подданным, а в позапрошлом веке он отошел Юсуповым.

— Вы там искали?

— Осторожно интересовались, но вы же знаете, как Юсуповы чахнут над своими коллекциями ценностей. Даже если они что-то и нашли, то не факт, что они поделятся этой информацией. Да и мы не знаем, что именно искать… У нас нет полной картины. Только фрагменты, на основании которых мы построили программу противодействия аномалиям.

На самом деле Шереметева сделала немало. Смогла кое-как разобраться, связала одно с другим, сделала из этого более-менее работающую систему, пусть и опасную. Гораздо лучше, чем ничего. Но сейчас, с книгой, все должно пойти полегче.

— Думаю, нужно искать оружие из этой амальгамы, — сказал я и кивнул на картину. — Раз его изобразили на полотне, значит, должны были сохранить экземпляры.

— Но это мы уже и так поняли, — ответила Шереметева. — Нет смысла искать именно оружие. К тому же времени на подготовку почти не осталось. Аномалии стали появляться чаще. За прошедший год мы зарегистрировали не менее десяти. Хотя в реальности, уверена, их больше…

Я взглянул на Андрея и подмигнул ему.

— Как бы то ни было, зайти в гости к Юсуповым мы еще успеем…

Глава 13

Это был первый день за последние недели, когда я наконец-то смог выспаться.

— Км-кхм! Ваша светлость! — в дверь постучал лакей Илья, и я даже по тону его притворного кашля понял, что ему было ужасно неловко меня беспокоить. — Прошу прощения…

Первый день праздности. И, увы, последний. Завтра меня ждут в Спецкорпусе, и о поздней побудке снова придется позабыть до увольнительной.

— Заходите, Илья, — потянувшись, сказал я. — Я уже не сплю.

Что, впрочем, не мешало мне валяться на кровати, утопая в подушках. Раньше я и не замечал, насколько они мягкие и уютные… Будь моя воля, продрых бы еще полдня. Но грешно тратить последний день свободы только на праздность.

Лакей бочком просочился в двери и застыл на пороге.

— Подать ли халат, ваша светлость?

— Меня кто-то ждет?

— Их светлости Иоанн Карлович и Анна Николаевна велели мне узнать, изволили ли вы пробудиться.

Понятно. Родителям не терпелось устроить разбор полетов вчерашнего крайне насыщенного дня.

— Передай моим родителям, что я спущусь через пятнадцать минут. Мне нужно в душ.

— Конечно, ваша светлость. Будут ли другие указания?

— Попроси на кухне поздний завтрак для меня. Что-нибудь легкое. И кофе.

— Непременно, Алексей Иоаннович.

— На этом все. Спасибо, Илья.

Лакей ушел, а я с сожалением свесил ноги и дотронулся пятками до пола. У меня в комнате всегда было холоднее обычного — я не могу спать в жару. Поэтому окна были распахнуты всю ночь.

Утром явно прошел дождь — я видел застывшие капли на листьях деревьев. Воздух был свежим, и пропах рекой. Сквозь плотные серые облака начало пробиваться солнце.

Я взглянул на часы — возмутительные одиннадцать тридцать. В любой другой день родители не позволили бы мне так расслабляться. Но сегодня и они хотели дать мне последнюю вольницу.

А я больше не собирался терять ни минуты впустую.

Сбегав в душ и наспех высушившись, я сам оделся — у меня это получалось быстрее, чем дожидаться помощи слуг — и через обещанные пятнадцать минут вошел в общие комнаты. В столовой как раз сервировали для меня поздний завтрак.

— Вареные яйца и бутерброды с соленой форелью и огурчиками, ваша светлость, — улыбнулся слуга. — Все привезли сегодня из поместья. Огурцы из наших теплиц…

— Спасибо. Где их светлости?

— Сейчас будут. — В дверном проеме возникла Аграфена и поклонилась мне. — Алексей Иоаннович.

— Здравствуй, дорогая. Есть новости?

Девушка улыбнулась.

— Великое множество. Но обо всем расскажут ваши родители. Прошу прощения, мне нужно работать.

Я кивнул, отпустив девушку. В том, что ей было чем заняться, сомневаться не приходилось. После приема всегда идет шквал корреспонденции. Гости обязаны отправить благодарность хозяевам вечеринки и в качестве ответного жеста пригласить к себе — на обед, ужин или ближайшее мероприятие.

Аппетит у меня разыгрался. Обожаю форель слабой соли. Вкусно, полезно, легко заготавливать и ловить интересно.

Я как раз отправил в рот первый бутерброд, когда в столовую вошли родители. Я вытер руки салфеткой и поднялся им навстречу.

— Отец. Матушка…

— Приятного аппетита, Алексей, — матушка жестом велела мне продолжать трапезу. Родители расселись за столом, и слуги тут же принесли им напитки — кофейник для нас с отцом и чайник зеленого чая для матушки.

— Как самочувствие? — Спросил отец.

Я пожал плечами.

— Отличное, ваша светлость. Благодарю за заботу.

— Вчера ты потратил много сил, если верить племяннику Андрею и Шереметевой.

— У меня большой резерв, вы же знаете.

— Но завтра ты отправляешься на службу. Силы тебе пригодятся. Постарайся восстановиться как следует.

— Этим и занят, ваша светлость, — улыбнулся я и схватил следующий бутерброд. — Аграфена сказала, есть новости.

— И много.

Матушка поднялась и, взяв с декоративного столика стопку газет, вернулась с ними за стол.

— О нас уже пишут?

— Разумеется. Должна сказать, госпожа Костенко и правда столь же талантлива, сколь хитра.

Я молча приподнял брови.

— Фотографии получились лучше, чем можно было ожидать, — пояснила княгиня. — Взгляни.